Хорошо хоть у него осталась возможность моргать. Или она просто вернулась в какой-то момент и он этого не заметил? Глаза ужасно чесались, но он не мог пошевелить и кончиком пальца, что уж говорить о руке и всем теле. Уже долгое и весьма неопределенное количество времени парень провел в ужасно неудобном, неподвижном состоянии, заколдованный и всеми забытый. Чулан для веников и тряпок никогда не был для него самым привлекательным местом в замке. Он знавал учеников, которые с удовольствием проводили свое свободное, - а иногда и учебное, - время в таких вот темных уголках школы, стараясь скрыться от назойливых глаз и ненужных свидетелей. Чаще всего здесь уединялись парочки. Иногда - те, кто хотел опробовать какой нибудь не очень простое и разрешенное заклятье. Но вот о запертых, фактически замурованных, ему еще не приходилось слышать. По крайней мере, ему так казалось - ведь он не все время прислушивается к окружающим...
Нет, он не мог винить себя и уж тем более сомневаться в своей правоте. Конечно, расплата за свое «благородство» все же не та, на которую хотел бы рассчитывать любой герой. Он, к сожалению, не такой уж и способный, да и не удавалось ему еще проявить себя на этом поприще. Так, одни лишь сплетни да заговорщические шепотки. Однако очень тяжело утешать себя призрачным чувством удовлетворения и осознанием, что все было сделано правильно, когда проводишь почти сутки взаперти, без возможности почесать то, что у тебя почешется и попить, если тебе вдруг захочется. Констанц был заколдован заклятьем «stupefy» и очень жалел, что был настолько глупым, что умудрился попасться.
Наверняка, прошло уже больше десяти часов, - думал Диппет, рассматривая скудное и пыльное окружение узких каменных четырех стенок, обитых деревом. Скорее всего, это когда-то была просто напросто ниша, которую со временем оборудовали под конуру для метелок. Здесь же поселились ведра, пауки со своими воздушными городами из паутины и... что это, ночной горшок?
Парень видел как несколько раз на него спускались большие пауки и ползали по его лицу, шее, забирались под мантию и убегали, как только чувствовали биение его сердца. Да, сердце - это единственное, что кроме мозгов, не перестало работать в его организме. Он пылился тут, пока за дверью творилась жизнь и те, кого он не успел еще предупредить, могли попасть в крупные неприятности.
Диппет не жалел о том, что схитрил и сыграл на «обе стороны». Он не особо понимал, почему в своей листовке он стал позволять себе личные суждения, но до конца был уверен в том, что это правильно, что он творит добро. Настойчивый голос в голове подтверждал ему это. Однако он так же понимал, что не обо всем может написать на пергаменте. Где-то, на задворках своего сознания он почему-то сопротивлялся. Прятался от этого внутреннего голоса и увиливал от него, стараясь ориентироваться на какое-то призрачное чувство, на что-то, что он кажется почти потерял.
Он все же написал на пергаменте. Он сделал то, что должен был. Но ведь никто не говорил о том, что он не может рассказывать о тайнах, о чужих хитрых планах, о назревающих конфликтах. И пусть он испытал дичайшую головную боль и все тело его ломило, словно сопротивляясь желанию двигаться и действовать. Констанц все же разослал свою «сплетню» некоторым ребятам из тех, в чьих мыслях он видел горячее желание защищать, отстаивать права и не поддаваться на унижение. Он знал, кто сможет дать отпор. Он знал о тех, кто обязательно не позволит создать в стенах школы еще больше проблем, чем создал он сам.
Кто же знал, что она найдет в его кармане стопку еще не разосланных записок. Откуда ему было знать, что она решит встряхнуть его парочку раз, так, «для профилактики». Она - это голос, который так напоминает ему тот, что твердит ему в собственной голове, что все будет хорошо, что он прав. Она - это одно из самых ненавистных ему созданий, которые ему когда либо встречались на пути. Она - это Киеран Руквуд. Мерзкая девчонка, возглавляющая «наивысшее» общество моральных уродов, считающих своим долгом унижать тех, кого ни считают хуже себя.
Перед началом занятий он встретил ее, пытаясь отговорить и утверждая, что действия слизеринцев лишь навлекут новые беды на школу и ее учеников. Что он все слышал и знает, что все может кончиться плохо. И что он обязательно не допустит этой катастрофы. Однако непреклонная семикурсница лишь высмеяла его благородные порывы и парочку раз толкнула. Когда же Диппет наконец упал, мучаясь головной болью, из сего кармана выпали несколько записок, которые он собирался подбросить на занятиях тем, кому не успел их подложить во время завтрака...
Его план был раскрыт. Разозленная слизеринка вырубила его и даже когда он пытался защититься - он почему-то не смог сопротивляться ей. Лишь попал под действие обездвиживающего заклинания и лишился чувств.
И вот он, как полный идиот, который с гордостью может утешать себя своими благородными порывами и стремлениями, уже больше целого дня валяется в неудобной позе в этом проклятом чулане, ощущая как, - ну очень медленно, - начинает рассеиваться действие магии. Все бы ничего - но Руквуд отобрала у него его волшебную палочку. И если он не хочет попасть в еще большие проблемы, ему бы поскорее прийти в себя и вернуть то, что принадлежит ему по праву. Да и попытаться предотвратить ночной разбой на кухне было бы тоже хорошо. Если конечно еще не слишком поздно...